«Горький флэт» на Кронверкском
Деятели культуры/
04.02.2022 в 17:45
/ АВТОР: ВАДИМ ДРОЗДОВ
На Петроградской стороне есть уголок, посвященный Максиму Горькому. Здесь и станция метро, названная в его честь, и памятник. А рядом – дом, в котором жил писатель. О его квартире современники слагали легенды, причем, неспроста! Это была квартира с весьма оригинальной культурой быта...
Главной ее легендой, прежде всего, был сам пролетарский писатель Алексей Пешков, мощное перо которого, во многом, и сформировало великий «миф о Горьком - Буревестнике революции». Сложно сказать, насколько рассказанная им история собственной жизни совпадала с реальной. Как отмечает Дмитрий Быков в литературоведческом исследовании «Был ли Горький», «биографию свою он излагал многажды, всякий раз с разными деталями, с подтасовками, на которых его ловили, – даже дат рождения у него две».
«Неужели молодость Горького и вправду была так мучительна? – задолго до Дмитрия Быкова сомневался Корней Чуковский. – Когда читаешь его книгу «Детство», кажется, что читаешь о каторге: столько там драк, зуботычин, убийств. Воры и убийцы окружали его колыбель, и, право, не их вина, если он не пошел их путем... <...> ...Старинные семейные традиции требовали от него этой карьеры. Среди самых близких своих родных он мог бы с гордостью назвать нескольких профессоров поножовщины, поджигателей, громил и убийц...».
Однако, каковой бы в действительности не была биография писателя, бесспорно одно: Алексей Максимович Пешков, вошедший в историю как Максим Горький, был настоящим русским самородком, наделенным уникальными талантами. И не только литературными. По свидетельству современников, он отличался фантастической работоспособностью, феноменальной памятью и высочайшим интеллектом. При этом, как говорят, Горький был нечувствителен к боли и (что особо важно в России!) умел пить не пьянея.
А еще природа его наградила недюжинной коммерческой жилкой. Помноженная на трудоголизм Горького, она в итоге сделала его лидером среди всех русскоязычных писателей первой половины прошлого века как по объему тиражей, так и по сумме гонораров.
Еще в начале 1900-х годов, едва добившись массового признания, писатель стал демонстрировать свое умение добывать деньги самыми разнообразными способами. Не только литературным трудом, но и издательским делом, организацией концертов, участием в митингах во время зарубежных путешествий, продажей авторских прав.
Он всегда готов был «намотать» на свои знаменитые усы прогрессивный товарищеский опыт в этом вопросе. К примеру, взаимными консультациями по части эффективности коммерческих проектов Горький обменивался с Антоном Павловичем Чеховым. «Я теперь так полагаю, что бог создал сначала рубль, а потом уже все остальное. И это остальное — люди, лошади, комары, губернаторы — рубля ради только и существует», - шутил в ту пору пролетарский писатель. При этом сам Горький к деньгам относился легко. Зарабатывая десятки тысяч рублей, он отмечал, что ему на жизнь достаточно 250 рублей в месяц.
Своими деньгами писатель щедро делился, направляя их «на нужды революции». Главным бенефициаром его филантропии была социал-демократическая рабочая партия во главе с Лениным. Так, передавая права на показ пьесы «На дне» в Германию (где только в театрах Берлина она была поставлена более 500 раз), Горький себе отмерил всего 20% от прибыли. В партийную кассу отходило 60%, остальное приходилось на долю организатора – небезызвестного авантюриста Парвуса. При этом доходы от публикаций в Соединенных Штатах писатель распределил между собой и «партийными товарищами» поровну.
В Петербурге Горький впервые появился в 1899 году, остановившись на квартире журналиста Поссе на Надеждинской улице (ныне – Маяковского). Район этот ему приглянулся, и позже он также выбирал для проживания соседние улицы: Николаевскую (ныне Марата) и Знаменскую (ныне Восстания).
А вот в революционном 1905 году писателю пришлось на целый месяц переехать в одноместную камеру тюрьмы Трубецкого бастиона Петропавловской крепости. Туда он «загремел» за написанное им после трагедии 9 января воззвание к общественности, в котором пригласил всех «к немедленной, упорной и дружной борьбе с самодержавием». Трудолюбивый Горький и в застенках времени зря не терял, успев там сочинить большую часть пьесы «Дети солнца».
В 1906 году партийные товарищи отправили Алексея Максимовича в Америку собирать деньги на революцию. Однако за триумфом, с которым в Соединенных Штатах был встречен гость из далекой России, вскоре последовал грандиозный скандал, разразившийся вокруг Горького. В американскую прессу просочилась информация о том, что писатель путешествует по стране не с законной женой Екатериной Пешковой, а с сожительницей – актрисой Марией Андреевой, оставившей ради него семью с двумя детьми. Пуританская Америка вспыхнула от негодования. «Здесь вам не Европа!», – это самое мягкое, что Горький и Андреева слышали тогда со всех сторон. Их вещи были вышвырнуты из гостиницы. И паре едва не пришлось «бомжевать», поскольку все отели «из моральных соображений» отказали им в размещении.
Спасли пропагандистов русской революции простые американские землевладельцы, разместив их на своей вилле. Горький понял, что на митингах в Штатах уже не заработать, ушел в любимое литературное творчество. И сочинил роман «Мать».
На Петроградской стороне в доме на Кронверкском проспекте, 23 Горький поселился в самом начале 1914 года, когда вернулся в Петербург после 7-летнего пребывания на итальянском острове Капри. Сначала он занимал квартиру на 6 этаже, а в 1917 году пролетарский писатель перебрался на более престижный 4 этаж. Квартира была просторной - 11 комнат. Но личное пространство Горького было невелико, ибо вместе с ним здесь проживало до 30 человек. Это были близкие и дальние родственники, добрые друзья, просто хорошие люди и профессиональные приживалы.
Весь день квартира гудела. Ее обитатели играли в лото, резались в карты, танцевали, ругались, спорили о революции, читали вслух порнографические романы, рассуждали о вечном и о творчестве Маркиза де Сада. Как позже вспоминала дочь Марии Андреевой – Екатерина Желябужская – свидетельница происходящего, – зачастую у нее, молодой девушки, от этих разговоров просто «горели уши». При этом бытовой хаос многолюдной квартиры абсолютно не мешал Горькому работать. Каждое утро он закрывался у себя в комнате, окуривал ее табачным дымом и творил... Горький любил гостей. Круг его знакомств был обширен и насчитывал много известных и влиятельных людей. Здесь, на Кронверкском, были Шаляпин и Чуковский, Добужинский и Блок, Красин и Каменев, Зиновьев и Ленин.
Зная о личной дружбе Горького с вождем пролетариата, многие приходили сюда за помощью и поддержкой. «...В тот период... к Алексею Максимовичу стекалось все, что было тяжелого, трудного, иногда отрицательного. – Вспоминала Екатерина Желябужская. – Мы, младшее поколение, называли в шутку квартиру... «Центржалоба». И действительно, жаловаться сюда приходили все: академики, профессора, всякие обиженные интеллигенты и псевдоинтеллигенты, князья, дамы из «общества», ущемленные российские капиталисты, еще не успевшие сбежать к Деникину или за границу, вообще те, чью хорошую жизнь дерзко нарушила Революция».
И Горький помогал как мог: кому справлял сапоги, кому давал денег, а для кого «решал вопросы» с руководством города или страны.
В годы «красного террора» Горький искренне пытался защитить тех, кто получал «черную метку» от новой революционной власти. Однако старания Горького, зачастую, были тщетными. Не смог он спасти от гибели великого князя Николая Михайловича, замечательного историка, и трех его братьев, ради чего специально ездил в Москву к Ленину. И как будто бы вождь в Кремле даже пообещал.... Но накануне возвращения Горького домой великих князей расстреляли в Петропавловской крепости. Позже Ленину припишут фразу: «революция не нуждается в историках».
Безуспешной была и попытка Алексея Максимовича заступиться за Николая Гумилева, чью жизнь также оборвала расстрельная команда - скорее всего, в Ковалевском лесу за Ржевкой. По свидетельству тех, кто хорошо знал Горького, эту смерть он переживал особенно тяжело.
А вот для больного Блока и его жены он все-таки смог выхлопотать разрешение на отъезд для лечения за границу. Оказалось, однако, что уже слишком поздно. На следующий день Блок умер.
И все-таки многих Горькому удалось спасти! Хотя бы тем, что в то голодное время он дал им работу и обеспечил пайком. Здесь, на Кронверкском, писатель задумал уникальное издательство с целью ознакомления широких народных масс с литературными шедеврами всех времен и народов. Так родилась «Всемирная литература», выпустившая за пять лет более 200 томов произведений мировой классики в новых и в старых отредактированных переводах. Горький выбил на этот проект у пролетарского государства значительное финансирование, и большое количество литераторов, редакторов и переводчиков получили гарантированный заработок.
В 1919 году, на углу Невского и Мойки, в роскошном особняке, ранее принадлежавшем Елисеевым, во многом стараниями Горького был открыт Дом Искусств (ДИСК). В нем разместилась коммуна литераторов и художников, которая дала творческим людям не только крышу над головой, но и материальную поддержку, культурное общение и возможность широко пропагандировать современное искусство.
Горький также стоял у истоков создания другого «клуба по интересам» - уже для научной интеллигенции. В 1920 году по его инициативе в Петрограде была создана комиссия по улучшению быта ученых, обеспечивавшая их пайками. Поэтому не случайно, что старейший в нашей стране Дом ученых, расположенный в великолепном великокняжеском дворце на берегу Невы, носит имя писателя.
Особое место в жизни Горького занимали женщины. Они пробуждали в нем творческий потенциал. Официальная жена у него была только одна – Екатерина Пешкова, с которой он не стал оформлять развод до конца жизни и сохранил хорошие отношения. С Марией Андреевой вечной любви не получилось. Уже живя с ней здесь, на Кронверкском, по свидетельству Екатерины Желябужской, Горький всерьез увлекся женой своего друга и коллеги Александра Тихонова. Ну а затем в жизнь Алексея Максимовича вошла женщина, сразившая его наповал. Звали ее Мария. В девичестве - Закревская. По первому мужу – Бенкендорф, по второму – баронесса Будберг. Ранее она была в отношениях с английским дипломатом и разведчиком Локкартом, высланным из страны. И, возможно, сама была двойным агентом.
К Горькому ее направил Чуковский – в то время она искала работу. И, как гласит легенда, придя на Кронверкский, она сразу же эффектно упала в «голодный обморок». В результате получила работу, еду, место для проживания и влюбившегося в нее писателя!
Алексей Максимович определил ее к себе секретарем-переводчиком и поселил в комнате по соседству со своей. Чуковский так описывал редакционное заседание, на котором впервые присутствовала Закревская: «Горький, хоть и не говорил ни слова ей, но все говорил для нее, распустил весь павлиний хвост. Был очень остроумен, словоохотлив, блестящ, как гимназист на балу». Вскоре уже все хозяйственные вопросы дома на Кронверкском были в ее властных руках.
Горький называл ее «железной женщиной». «А Вы хотели, чтобы в такое время я была кружевной?" - парировала она.
В 1920 году по приглашению Горького и Каменева в советскую Россию прибыл английский литератор Герберт Уэллс.
В Петрограде он поселился в квартире принимающей стороны – здесь, на Кронверкском. Мария Закревская сопровождала мировую знаменитость, с которой, по одной из версий, была знакома еще до Первой мировой. И уже вскоре Горькому пришлось смириться, что теперь любовь Муры (как окрестили Закревскую близкие) была распределена равномерно между двумя писателями: фантастом и реалистом.
Позже, уехав за границу, Закревская-Будберг окончательно сошлась с Уэллсом и прожила с ним в гражданском браке 13 лет до самой смерти писателя. А что касается Горького, у которого еще было множество увлечений, привязанностей и флиртов, то и он продолжал дружбу с Закревской до конца своей жизни. Она присутствовала при его кончине (Горький ушел из жизни на 10 лет раньше Уэллса - в 1936 году). И именно ей он посвятил свой последний роман «Жизнь Клима Самгина».
Примечательно, что с 1917 года пролетарский писатель неожиданно для многих начал проявлять себя в Петрограде как собиратель и большой ценитель антиквариата. Сразу после февральской революции он стал одним из инициаторов создания «художественно-исторических комиссий» для приемки «движимого имущества петроградских дворцов». А в феврале 1919 года его с Андреевой назначили в руководство Оценочно-антикварной комиссии, взявшейся за отбор особо значимых произведений искусства из национализированного конфиската.
Видимо, писателя эта работа слишком увлекла, поскольку уже в июне того же года язвительная Зинаида Гиппиус зафиксировала в своем дневнике: «Горький жадно скупает всякие вазы и эмали у презренных «буржуев», умирающих с голоду... Квартира Горького имеет вид музея — или лавки старьевщика, пожалуй: ведь горька участь Горького тут, мало он понимает в «предметах искусства», несмотря на всю охоту смертную. Часами сидит, перетирает эмали, любуется приобретенным... и верно думает бедняжка, что это страшно «культурно»!».
Для Горького его тяга к прекрасному могла закончиться плачевно, поскольку деятельность комиссии привлекла внимание ЧК. Первая советская спецслужба углядела коррупционную составляющую в продаже государству коллекции датского подданного Эрика Плума. Представителей продавца, среди которых был Агафон Фаберже – один из сыновей знаменитого ювелира Карла Фаберже, – обвинили в «подкупе» членов комиссии и тех, кто мог оказывать на нее влияние. Причем, как установили чекисты, взятка членам комиссии доставлялась через их желудки. Дескать, в голодном Петрограде (а в это время даже самая простая еда в городе была роскошью) доверенные лица Плума закатывали завтраки, на которых подавались несусветные для того времени яства: телятина, кулебяки, яйца, кофе, чай, домашнее печенье и бутерброды с сыром и маслом, которые запивались хересом, мадерой, вином и коньяком «времен Наполеона». А за это, по мнению следствия, благодарные потребители гастрономических изысков (среди которых фигурировал не только Горький, но и нарком просвещения Луначарский) завысили стоимость коллекции Плума с двух до девяти (!) миллионов рублей...
Горького и Луначарского чекисты тронуть тогда не посмели. А вот Агафон Фаберже в течение года был вынужден проходить все круги ада в лагере принудительных работ «Чесменка», который был создан на базе Чесменской богадельни. В результате обысков он лишился семейных ценностей и большей части своей уникальной филателистической коллекции.
Сегодня можно оспаривать выводы следствия, констатируя, что все тогда закончилось с максимальной выгодой для молодого советского государства. Факт спекуляции признали доказанным. На этом основания коллекция была конфискована и абсолютно бесплатно отошла в казну. Роль Горького в этой истории до сих пор остается открытой.
Что касается квартиры на Кронверкском, 23, то в октябре 1921 года пролетарский писатель покинул ее навсегда, отправившись по настоянию Ленина «подлечиться» в эмиграцию. Когда через 12 лет он окончательно вернулся в СССР – уже по приглашению Сталина – то стал проживать в Москве и в Крыму.
Однако, в Ленинграде Алексея Максимовича не забыли. В 1932 году Кронверкский проспект был торжественно переименован в проспект Максима Горького. В 1963 году по соседству со знаменитым домом открылась станция метро «Горьковская», а спустя пять лет здесь установили памятник писателю работы Веры Исаевой.
Идею скульптуры очень интересно интерпретировал Дмитрий Быков в работе «Был ли Горький»: «Ленин почти всегда ораторствует – то выбросив руку вперед, то засунув в карман, то сжав в кулак и прижав к боку, но все это как бы с трибуны или в крайнем случае с броневика. Все памятники Горькому – молодому ли, старому – изображают его словно остановившимся с разбега, замершим после долгого пути: странствовал человек – и вдруг увидел нечто неожиданное, или, как он любил говорить, «изумительное». Вот и застыл в недоумении, даже сняв шляпу, как петербургский памятник напротив станции «Горьковская», как бы изумляясь делу рук человеческих и запечатлевая все в своей уникальной, всевместительной памяти...».
Примечательно, что наземный вестибюль станции метро, изначально типовой, характерный для «хрущевского» периода, уже в XXI веке был переделан и теперь похож на летающую тарелку. В этом есть какой-то скрытый символизм, наверняка, неведомый даже его создателям. Он как будто напоминает: «Герберт Уэллс тоже здесь был».
Главной ее легендой, прежде всего, был сам пролетарский писатель Алексей Пешков, мощное перо которого, во многом, и сформировало великий «миф о Горьком - Буревестнике революции». Сложно сказать, насколько рассказанная им история собственной жизни совпадала с реальной. Как отмечает Дмитрий Быков в литературоведческом исследовании «Был ли Горький», «биографию свою он излагал многажды, всякий раз с разными деталями, с подтасовками, на которых его ловили, – даже дат рождения у него две».
«Неужели молодость Горького и вправду была так мучительна? – задолго до Дмитрия Быкова сомневался Корней Чуковский. – Когда читаешь его книгу «Детство», кажется, что читаешь о каторге: столько там драк, зуботычин, убийств. Воры и убийцы окружали его колыбель, и, право, не их вина, если он не пошел их путем... <...> ...Старинные семейные традиции требовали от него этой карьеры. Среди самых близких своих родных он мог бы с гордостью назвать нескольких профессоров поножовщины, поджигателей, громил и убийц...».
Однако, каковой бы в действительности не была биография писателя, бесспорно одно: Алексей Максимович Пешков, вошедший в историю как Максим Горький, был настоящим русским самородком, наделенным уникальными талантами. И не только литературными. По свидетельству современников, он отличался фантастической работоспособностью, феноменальной памятью и высочайшим интеллектом. При этом, как говорят, Горький был нечувствителен к боли и (что особо важно в России!) умел пить не пьянея.
К иллюстрации:
М. Горький в молодости
Еще в начале 1900-х годов, едва добившись массового признания, писатель стал демонстрировать свое умение добывать деньги самыми разнообразными способами. Не только литературным трудом, но и издательским делом, организацией концертов, участием в митингах во время зарубежных путешествий, продажей авторских прав.
Он всегда готов был «намотать» на свои знаменитые усы прогрессивный товарищеский опыт в этом вопросе. К примеру, взаимными консультациями по части эффективности коммерческих проектов Горький обменивался с Антоном Павловичем Чеховым. «Я теперь так полагаю, что бог создал сначала рубль, а потом уже все остальное. И это остальное — люди, лошади, комары, губернаторы — рубля ради только и существует», - шутил в ту пору пролетарский писатель. При этом сам Горький к деньгам относился легко. Зарабатывая десятки тысяч рублей, он отмечал, что ему на жизнь достаточно 250 рублей в месяц.
Своими деньгами писатель щедро делился, направляя их «на нужды революции». Главным бенефициаром его филантропии была социал-демократическая рабочая партия во главе с Лениным. Так, передавая права на показ пьесы «На дне» в Германию (где только в театрах Берлина она была поставлена более 500 раз), Горький себе отмерил всего 20% от прибыли. В партийную кассу отходило 60%, остальное приходилось на долю организатора – небезызвестного авантюриста Парвуса. При этом доходы от публикаций в Соединенных Штатах писатель распределил между собой и «партийными товарищами» поровну.
В Петербурге Горький впервые появился в 1899 году, остановившись на квартире журналиста Поссе на Надеждинской улице (ныне – Маяковского). Район этот ему приглянулся, и позже он также выбирал для проживания соседние улицы: Николаевскую (ныне Марата) и Знаменскую (ныне Восстания).
А вот в революционном 1905 году писателю пришлось на целый месяц переехать в одноместную камеру тюрьмы Трубецкого бастиона Петропавловской крепости. Туда он «загремел» за написанное им после трагедии 9 января воззвание к общественности, в котором пригласил всех «к немедленной, упорной и дружной борьбе с самодержавием». Трудолюбивый Горький и в застенках времени зря не терял, успев там сочинить большую часть пьесы «Дети солнца».
В 1906 году партийные товарищи отправили Алексея Максимовича в Америку собирать деньги на революцию. Однако за триумфом, с которым в Соединенных Штатах был встречен гость из далекой России, вскоре последовал грандиозный скандал, разразившийся вокруг Горького. В американскую прессу просочилась информация о том, что писатель путешествует по стране не с законной женой Екатериной Пешковой, а с сожительницей – актрисой Марией Андреевой, оставившей ради него семью с двумя детьми. Пуританская Америка вспыхнула от негодования. «Здесь вам не Европа!», – это самое мягкое, что Горький и Андреева слышали тогда со всех сторон. Их вещи были вышвырнуты из гостиницы. И паре едва не пришлось «бомжевать», поскольку все отели «из моральных соображений» отказали им в размещении.
К иллюстрации:
Портрет актрисы Марии Фёдоровны Андреевой. И. Е. Репин. 1905 год. Национальный художественный музей Республики Беларусь.
На Петроградской стороне в доме на Кронверкском проспекте, 23 Горький поселился в самом начале 1914 года, когда вернулся в Петербург после 7-летнего пребывания на итальянском острове Капри. Сначала он занимал квартиру на 6 этаже, а в 1917 году пролетарский писатель перебрался на более престижный 4 этаж. Квартира была просторной - 11 комнат. Но личное пространство Горького было невелико, ибо вместе с ним здесь проживало до 30 человек. Это были близкие и дальние родственники, добрые друзья, просто хорошие люди и профессиональные приживалы.
Весь день квартира гудела. Ее обитатели играли в лото, резались в карты, танцевали, ругались, спорили о революции, читали вслух порнографические романы, рассуждали о вечном и о творчестве Маркиза де Сада. Как позже вспоминала дочь Марии Андреевой – Екатерина Желябужская – свидетельница происходящего, – зачастую у нее, молодой девушки, от этих разговоров просто «горели уши». При этом бытовой хаос многолюдной квартиры абсолютно не мешал Горькому работать. Каждое утро он закрывался у себя в комнате, окуривал ее табачным дымом и творил... Горький любил гостей. Круг его знакомств был обширен и насчитывал много известных и влиятельных людей. Здесь, на Кронверкском, были Шаляпин и Чуковский, Добужинский и Блок, Красин и Каменев, Зиновьев и Ленин.
К иллюстрации:
Дом на Кронверкском, 23, где жил Горький
В годы «красного террора» Горький искренне пытался защитить тех, кто получал «черную метку» от новой революционной власти. Однако старания Горького, зачастую, были тщетными. Не смог он спасти от гибели великого князя Николая Михайловича, замечательного историка, и трех его братьев, ради чего специально ездил в Москву к Ленину. И как будто бы вождь в Кремле даже пообещал.... Но накануне возвращения Горького домой великих князей расстреляли в Петропавловской крепости. Позже Ленину припишут фразу: «революция не нуждается в историках».
Безуспешной была и попытка Алексея Максимовича заступиться за Николая Гумилева, чью жизнь также оборвала расстрельная команда - скорее всего, в Ковалевском лесу за Ржевкой. По свидетельству тех, кто хорошо знал Горького, эту смерть он переживал особенно тяжело.
А вот для больного Блока и его жены он все-таки смог выхлопотать разрешение на отъезд для лечения за границу. Оказалось, однако, что уже слишком поздно. На следующий день Блок умер.
И все-таки многих Горькому удалось спасти! Хотя бы тем, что в то голодное время он дал им работу и обеспечил пайком. Здесь, на Кронверкском, писатель задумал уникальное издательство с целью ознакомления широких народных масс с литературными шедеврами всех времен и народов. Так родилась «Всемирная литература», выпустившая за пять лет более 200 томов произведений мировой классики в новых и в старых отредактированных переводах. Горький выбил на этот проект у пролетарского государства значительное финансирование, и большое количество литераторов, редакторов и переводчиков получили гарантированный заработок.
В 1919 году, на углу Невского и Мойки, в роскошном особняке, ранее принадлежавшем Елисеевым, во многом стараниями Горького был открыт Дом Искусств (ДИСК). В нем разместилась коммуна литераторов и художников, которая дала творческим людям не только крышу над головой, но и материальную поддержку, культурное общение и возможность широко пропагандировать современное искусство.
Горький также стоял у истоков создания другого «клуба по интересам» - уже для научной интеллигенции. В 1920 году по его инициативе в Петрограде была создана комиссия по улучшению быта ученых, обеспечивавшая их пайками. Поэтому не случайно, что старейший в нашей стране Дом ученых, расположенный в великолепном великокняжеском дворце на берегу Невы, носит имя писателя.
Особое место в жизни Горького занимали женщины. Они пробуждали в нем творческий потенциал. Официальная жена у него была только одна – Екатерина Пешкова, с которой он не стал оформлять развод до конца жизни и сохранил хорошие отношения. С Марией Андреевой вечной любви не получилось. Уже живя с ней здесь, на Кронверкском, по свидетельству Екатерины Желябужской, Горький всерьез увлекся женой своего друга и коллеги Александра Тихонова. Ну а затем в жизнь Алексея Максимовича вошла женщина, сразившая его наповал. Звали ее Мария. В девичестве - Закревская. По первому мужу – Бенкендорф, по второму – баронесса Будберг. Ранее она была в отношениях с английским дипломатом и разведчиком Локкартом, высланным из страны. И, возможно, сама была двойным агентом.
К иллюстрации:
Мария Закревская (Будберг)
Алексей Максимович определил ее к себе секретарем-переводчиком и поселил в комнате по соседству со своей. Чуковский так описывал редакционное заседание, на котором впервые присутствовала Закревская: «Горький, хоть и не говорил ни слова ей, но все говорил для нее, распустил весь павлиний хвост. Был очень остроумен, словоохотлив, блестящ, как гимназист на балу». Вскоре уже все хозяйственные вопросы дома на Кронверкском были в ее властных руках.
Горький называл ее «железной женщиной». «А Вы хотели, чтобы в такое время я была кружевной?" - парировала она.
В 1920 году по приглашению Горького и Каменева в советскую Россию прибыл английский литератор Герберт Уэллс.
К иллюстрации:
М. Горький и Г. Уэллс в Петрограде, 1920 г.
Позже, уехав за границу, Закревская-Будберг окончательно сошлась с Уэллсом и прожила с ним в гражданском браке 13 лет до самой смерти писателя. А что касается Горького, у которого еще было множество увлечений, привязанностей и флиртов, то и он продолжал дружбу с Закревской до конца своей жизни. Она присутствовала при его кончине (Горький ушел из жизни на 10 лет раньше Уэллса - в 1936 году). И именно ей он посвятил свой последний роман «Жизнь Клима Самгина».
К иллюстрации:
М. Горький, Г. Уэллс и Мария Закревская (Будберг)
Видимо, писателя эта работа слишком увлекла, поскольку уже в июне того же года язвительная Зинаида Гиппиус зафиксировала в своем дневнике: «Горький жадно скупает всякие вазы и эмали у презренных «буржуев», умирающих с голоду... Квартира Горького имеет вид музея — или лавки старьевщика, пожалуй: ведь горька участь Горького тут, мало он понимает в «предметах искусства», несмотря на всю охоту смертную. Часами сидит, перетирает эмали, любуется приобретенным... и верно думает бедняжка, что это страшно «культурно»!».
Для Горького его тяга к прекрасному могла закончиться плачевно, поскольку деятельность комиссии привлекла внимание ЧК. Первая советская спецслужба углядела коррупционную составляющую в продаже государству коллекции датского подданного Эрика Плума. Представителей продавца, среди которых был Агафон Фаберже – один из сыновей знаменитого ювелира Карла Фаберже, – обвинили в «подкупе» членов комиссии и тех, кто мог оказывать на нее влияние. Причем, как установили чекисты, взятка членам комиссии доставлялась через их желудки. Дескать, в голодном Петрограде (а в это время даже самая простая еда в городе была роскошью) доверенные лица Плума закатывали завтраки, на которых подавались несусветные для того времени яства: телятина, кулебяки, яйца, кофе, чай, домашнее печенье и бутерброды с сыром и маслом, которые запивались хересом, мадерой, вином и коньяком «времен Наполеона». А за это, по мнению следствия, благодарные потребители гастрономических изысков (среди которых фигурировал не только Горький, но и нарком просвещения Луначарский) завысили стоимость коллекции Плума с двух до девяти (!) миллионов рублей...
Горького и Луначарского чекисты тронуть тогда не посмели. А вот Агафон Фаберже в течение года был вынужден проходить все круги ада в лагере принудительных работ «Чесменка», который был создан на базе Чесменской богадельни. В результате обысков он лишился семейных ценностей и большей части своей уникальной филателистической коллекции.
Сегодня можно оспаривать выводы следствия, констатируя, что все тогда закончилось с максимальной выгодой для молодого советского государства. Факт спекуляции признали доказанным. На этом основания коллекция была конфискована и абсолютно бесплатно отошла в казну. Роль Горького в этой истории до сих пор остается открытой.
Что касается квартиры на Кронверкском, 23, то в октябре 1921 года пролетарский писатель покинул ее навсегда, отправившись по настоянию Ленина «подлечиться» в эмиграцию. Когда через 12 лет он окончательно вернулся в СССР – уже по приглашению Сталина – то стал проживать в Москве и в Крыму.
Однако, в Ленинграде Алексея Максимовича не забыли. В 1932 году Кронверкский проспект был торжественно переименован в проспект Максима Горького. В 1963 году по соседству со знаменитым домом открылась станция метро «Горьковская», а спустя пять лет здесь установили памятник писателю работы Веры Исаевой.
К иллюстрации:
Памятник М. Горькому в Петербурге
Примечательно, что наземный вестибюль станции метро, изначально типовой, характерный для «хрущевского» периода, уже в XXI веке был переделан и теперь похож на летающую тарелку. В этом есть какой-то скрытый символизм, наверняка, неведомый даже его создателям. Он как будто напоминает: «Герберт Уэллс тоже здесь был».
К экскурсии:
Увидеть знаменитый дом можно в рамках индивидуальной пешеходной экскурсии по Петроградской стороне. Тема же взаимоотношений Горького с Маяковским, Чуковским и поэтами Серебряного века поднимается в ходе автомобильной экскурсионной программы «Терийоки – Русская Финляндия». Добро пожаловать на экскурсии!